грабящих прибавочную стоимость за руку поймал с поличным. Где дрожали тельцем, не вздымая глаз свой даже до пупа биржевика-дельца, Маркс повел разить войною классовой золотого до быка доросшего тельца́. Нам казалось — в коммунизмовы затоны только волны случая закинут нас юля́. Маркс раскрыл истории законы, пролетариат поставил у руля. Книги Маркса не набора гранки, не сухие цифр столбцы — Маркс рабочего поставил на́ ноги и повел колоннами стройнее цифр. Вел и говорил: — сражаясь лягте, дело — корректура выкладкам ума. Он придет, придет великий практик, поведет полями битв, а не бумаг! — Жерновами дум последнее меля́ и рукой дописывая восковой, знаю, Марксу виделось видение Кремля и коммуны флаг над красною Москвой. Назревали, зрели дни, как дыни, пролетариат взрослел и вырос из ребят. Капиталовы отвесные твердыни валом размывают и дробят. У каких-нибудь годов на расстоянии сколько гроз гудит от нарастаний. Завершается восстанием гнева нарастание, нарастают революции за вспышками восстаний. Крут буржуев озверевший норов. Тьерами растерзанные, воя и стеная, тени прадедов, парижских коммунаров, и сейчас вопят парижскою стеною: — Слушайте, товарищи! Смотрите, братья! Горе одиночкам — выучьтесь на нас! Сообща взрывайте! Бейте партией! Кулаком одним собрав рабочий класс. — Скажут: «Мы вожди», а сами — шаркунами? За речами шкуру распознать умей! Будет вождь такой, что мелочами с нами — хлеба проще, рельс прямей. Смесью классов, вер, сословий и наречий на рублях колес землища двигалась. Капитал ежом противоречий рос во-всю и креп, штыками иглясь. Коммунизма призрак по Европе рыскал, уходил и вновь маячил в отдаленьи… По всему поэтому в глуши Симбирска родился обыкновенный мальчик Ленин. Я знал рабочего. Он был безграмотный. Не разжевал даже азбуки соль. Но он слышал, как говорил Ленин, и он знал — всё. Я слышал рассказ крестьянина-сибирца. Отобрали, отстояли винтовками и раем разделали селеньице. Они не читали и не слышали Ленина, но это были ленинцы. Я видел горы — на них и куст не рос. Только тучи на скалы упали ничком. И на сто верст у единственного горца лохмотья сияли ленинским значком. Скажут — это о булавках а́хи. Барышни их вкалывают из кокетливых причуд. Не булавка вколота — значком прожгло рубахи сердце, полное любовью к Ильичу. Этого не объяснишь церковными славянскими крюками, и не бог ему велел — избранник будь! Шагом человеческим, рабочими руками, собственною головой прошел он этот путь. Сверху взгляд на Россию брось — рассинелась речками, словно разгулялась тысяча розг, словно плетью исполосована. Но синей, чем вода весной, синяки Руси крепостной. Ты с боков на Россию глянь — и куда глаза ни кинь, упираются небу в склянь горы, каторги и рудники. Но и каторг больнее была у фабричных станков